обновлено: 14:51, 21 ноября 2024
Общество
«Вода в кратере остывает, поднимается туман. Тихо...». Как в 1965 году тушили грандиозный Пурпейский фонтан
Открытие Губкинского нефтегазоконденсатного месторождения оказалось оглушительным в буквальном смысле слова. А также стихийным, жарким, опасным — эпитетов для этого события найдется множество. Для большинства непосредственных его участников все случившееся в 1965 году на берегу реки Пякупур стало одним из ярчайших событий в жизни. В их числе мой отец — Владимир Викентьевич Соболевский, главный инженер Главтюменьгеологии и руководитель работ по ликвидации огненного фонтана на скважине Р-101 — крупнейшей аварии в истории геологии.
Время для чтения ~ 14 минут
В Тюменскую область он приехал после окончания Грозненского нефтяного института в 1952 году. Его карьера началась в Заводоуковской нефтеразведке, которая вместо залежей «черного золота» нашла минеральную воду, она до сих пор используется в бальнеологических целях. Затем были Южно-Челябинская, Мало-Атлымская, Тобольская нефтеразведки, а также Ханты-Мансийская и Шаимская экспедиции. Отец везде отвечал за инженерную службу.
Пока геологи тушили гигантский газовый фонтан, в зимней тундре зазеленели березки, а река наполнилась вареной рыбой.
Сюжет для «Сибириады»
К концу 1950-х тюменскими геологами было пробурено более десяти опорных скважин. Одна из них в 1953 году дала Березовский газовый фонтан. Но нефти не было.
В 1955 году, когда закладывали Мало-Атлымскую скважину, мои родители более года жили в Малом Атлыме. По их воспоминаниям, мама там даже огород посадить успела. В 1959 году в Москве разуверились в перспективах дальнейших нефтеразведочных работ и занялись поиском другого приложения сил. Горячие головы уже грезили новыми проектами, планировали построить равнинную Нижне-Обскую ГЭС с площадью водохранилища почти в четыре Байкала — минимум. Начали вырубать леса в предполагаемой зоне затопления, готовить общественное мнение к глобальным переменам. Вполне ожидаемо развернулась масштабная битва между сторонниками и противниками этого мегапроекта. «…все это звучит довольно убедительно, обосновывается цифрами, ссылками на авторитеты. Однако я не вынес из этого института («Гидропроект», — прим. автора) уверенности, что игра стоит свеч, что Нижне-Обскую ГЭС надо строить… Особенно настораживает площадь затопления и подтопления. Гидропроектовцы называют минимальную цифру 113 тысяч квадратных километров. А вот ученые из СОПСА (Совета по изучению производительных сил Госплана СССР) говорят, что может быть намного больше», — писал в декабре 1963 года в окружной газете «Красный Север» Юрий Петрачук.
Пока шли споры, нефтеразведка добуривала последние, уже начатые скважины. И вот в самый драматичный момент, когда на совещании в тюменском главке зачитывали приказ о прекращении разведочных работ, пришла телеграмма о появлении Мало-Атлымской нефти. Действие приказа приостановили, а после открытия Шаимской группы отменили. Этот сюжет есть в финале фильма Андрея Кончаловского «Сибириада».
Долгая-долгая командировка
Мне было два с половиной года, когда отца перевели из Шаимской экспедиции, которая находилась в Чантырье, в областной центр, где он возглавил инженерную службу Тюменской комплексной геологоразведочной экспедиции, а позже — производственный отдел Главтюменьгеологии. В 1965 он стал главным инженером управления. Мне было уже шесть лет, мы жили в самом центре Тюмени на Республики, 48 (в этом же доме находился геологический главк). Отец был в постоянных разъездах, командировках, проводя ежемесячно недели по две на отдаленных объектах. Часто на буровых случались всякие аварии, и их устранение было в сфере его ответственности. Помню, как вскоре после новоселья он исчез на полгода, тушил грандиозный Пурпейский фонтан. Кажется, отец был единственным из ликвидаторов, кто находился там безотлучно. Его коллеги Николай Григорьев и Константин Савин, приезжая на побывку в Тюмень, заходили к нам домой и передавали приветы от отца. Рассказывали о грандиозности пожара и о сложности его тушения. Лишь позже я осознал весь масштаб события, в котором довелось участвовать моему отцу.
А начиналось всё так…
В 1964 году на основании геофизических данных в 80 километрах от Тарко-Сале на берегу реки Пякупур была заложена разведочная скважина Р-101. Проектная глубина — 3200 метров.
Бурение начали 13 января 1965 года. Пробурили примерно 700 метров. Ночью с 10 на 11 февраля дежурная вахта начала подъем бурильной колонны для замены сработанного долота. В ходе этих работ примерно в четыре часа утра начались внезапные сильные газопроявления, перешедшие в открытое фонтанирование газа. Как мне позже рассказывал отец, персонал успел погасить топку котельной и заглушить все двигатели.
После этого люди спешно эвакуировались на безопасное расстояние. К тому моменту газовый фонтан вздымался над буровой на добрые пятьдесят метров, а из скважины вылетали куски породы до десяти сантиметров. Рев стоял страшный…
Прошло чуть более получаса, и близ буровой образовалось два газовых грифона, а летящие в разные стороны камни, ударяясь о металлические части вышки, высекли искры, и в 07:30 фонтан воспламенился!
Пульсирующее пламя вздымалось на высоту от ста до двухсот метров. Всего за десять минут оно разрушило буровую, ее остатки осели и исчезли на дне образовавшегося кратера. Туда же, в тартарары, провалились каротажная машина, цементировочный агрегат и другое оборудование.
Отца назначили руководителем работ по ликвидации фонтана. В его команду вошли Н. И. Савин (главный механик главка), Н. И. Григорьев (буровой мастер), П. Г. Кожевников (буровой мастер), В. С. Пономарёв, Б. А. Фомин, А. Е. Шпаченко, Н. Е. Мухачёв, А. Е. Ахминеев, В. К. Березовский, А. И. Бритик, Р. Д. Тативосов и другие... Начальник Главтюменьгеологии Юрий Георгиевич Эрвье принимал самое деятельное участие в ликвидации Пурпейского газового выброса и регулярно прилетал на место аварии.
Рождение огненного оазиса
По воспоминаниям отца, горящий фонтан являл собой грандиозное зрелище. По краям его периодически возникали огненные смерчи. Подойти ближе двухсот метров к огню было невозможно — начинала дымиться одежда. Летом ликвидаторы отмечали, что огненные смерчи выжигали гнус.
Кратер шириной 600 метров соединился с рекой Пякупур и даже изменил ее русло. Пламя достигало в диаметре восьмидесяти, а в высоту более ста метров. Стоял страшный шум, земля дрожала. К изумлению ликвидаторов, в пятидесятиградусные морозы близ фонтана наступила весна — распустились листья на березках, а скованный льдом Пур растаял на шестьдесят километров вниз по течению. В нем можно было даже купаться и… питаться — на поверхность то и дело всплывали тушки вареной рыбы.
Суточный дебит фонтана достигал 15 млн кубометров газа. Достаточно, чтобы обогреть целый город.
А не попробовать ли ядерный взрыв?
С самого начала приоритетным способом ликвидации аварии стало бурение наклонной скважины, через которую надеялись задавить фонтан.
Место аварии посещали различные государственные и партийные начальники. В какой-то момент они усомнились, что команда Главтюменьгеологии способна ликвидировать такую аварию. Пригласили ведущих специалистов страны, но на способ тушения это уже не повлияло.
Надо сказать, что обычные пожары на нефтяных и газовых скважинах (их к тому времени было ликвидировано достаточно) почти всегда имели устье, из которого извергался газ или нефть. Обычно их попросту заливали мощными струями воды или сбивали пламя реактивными установками. Этот же фонтан явил настоящую мощь ямальских недр — он был не только необычайно силен, но и защищен кратером. Вот почему воздействовать на его устье не было никакой возможности. К слову, в Узбекистане на Урта-Булакском месторождении уже горел почти такой же по мощности газовый фонтан. Его погасили лишь в сентябре 1966 года с помощью подземного ядерного взрыва. На Ямале проблему решили иначе…
То пожар, то половодье…
Две тысячи тонн необходимого для тушения оборудования доставили в Тарко-Сале тяжелыми транспортными самолетами Ан-12 салехардского авиаотряда и далее к месту аварии — винтокрылыми гигантами Ми-6. Перед этим срочно удлинили земляную взлетно-посадочную полосу тарко-салинского аэродрома.
Именно Соболевский впервые применил в Западной Сибири турбинный способ проходки скважин. На его счету 20 изобретений и около 50 публикаций.
Было несколько обстоятельств, осложнявших ликвидацию фонтана. Прежде всего не была известна глубина газоносного пласта. По ряду признаков Юрий Эрвье предположил, что он достаточно близок к поверхности.
Для изучения геологического разреза, глубины залегания и мощности пласта, решили сначала пробурить оценочную (вспомогательную) скважину, а затем по полученным данным — наклонную. Через нее же планировали глушить фонтан жидкостью. Соединение наклонного ствола с аварийным должно было произойти путем гидроразрыва непроницаемой породы выше кровли газового пласта.
Оценочную скважину необходимо было бурить как можно ближе к аварийной. Но из-за большого кратера, наполненного кипящей водой, и постоянных газопроявлений это было весьма рискованно.
24 апреля 1965 года бригада под руководством Николая Григорьева приступила к реализации плана. Особое внимание уделялось противовыбросовым мероприятиям. 20 мая бурение закончили. С глубины 740–750 метров получили фонтан газа при пластовом давлении 72,16 атмосфер и при температуре 22,5°С. Сам сеноманский пласт был вскрыт на глубине 695 метров.
Наклонную скважину бурили по трехинтервальному профилю, причем из-за сравнительно небольшой глубины скважины набор кривизны следовало осуществлять с высокой интенсивностью.
Во время подготовки к этому этапу работ начался весенний паводок, затопивший всю округу. Часть оборудования, бурильные и обсадные трубы оказались под водой. Половодье бушевало двадцать дней, а когда вода спала, стало ясно, что кратер увеличился в диаметре и подошел к основанию вышечно-лебедочного блока.
Вода, чернила и ювелирная точность
После укрепления фундаментов забурили наклонную скважину. Когда длина ее ствола достигла 700 метров, начались газопроявления. Через пять метров решили закончить проходку и провести гидроразрыв в интервале 706–708 метров (650 метров по вертикали). Затем в скважину подали воду. Поглотив 25 тысяч кубов жидкости, пламя поутихло, но вскоре вошло в прежнюю мощь. Ликвидаторы забеспокоились: а вдруг промахнулись, и вода попросту уходит в сторону! Тогда Юрий Эрвье предложил оригинальный способ проверить наличие связи между наклонной и аварийной скважинами — туда закачали чернильный раствор, который позже подкрасил пену в кратере горящего фонтана. Эффективное соединение подтвердилось. Закачку воды продолжили, и в конце августа фонтан заглох. Отец сообщил об этом в Тюмень, но всего через несколько часов фонтан ожил с прежней силой. Старший инженер Рафаид Тативосов выстрелом из ракетницы поджег фонтан…
Был уже конец северного лета. Перспектива близких морозов (они затруднили бы закачку воды) вынудила ликвидаторов предпринять отчаянную попытку задавить фонтан буровым раствором. Его закачали в скважину весь, без остатка, и лишь после этого фонтанирование прекратилось. Все ожидали, когда кратер вновь оживет, но минула ночь, забрезжил рассвет, а фонтанирования все не было. Помня о том, как поспешили в прошлый раз, решили с победным рапортом повременить и продолжить наблюдение. Прошли еще сутки, и лишь после этого отец отправил в Тюмень новую радиограмму: «Вода в кратере остывает, поднимается туман, тихо, фонтан ликвидирован».
Один из самых разрушительных открытых фонтанов, Пурпейский, был побежден 28 августа 1965 года. А газеты, по обыкновению, умолчали о самом драматичном и сообщили только об открытии нового месторождения газа.
Текст: Евгений Соболевский
Журнал «Северяне», № 4, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 14:51, 21 ноября 2024